Пётр Александрович Сухачёв

Георгиевский кавалер Сухачёв Пётр Александрович

[рассказ]

Тридцатым годам прошлого века принадлежит сомнительная честь премьеры в нашем лексиконе термина: «враги народа». Генрих Ягода и Николай Ежов без старомодных кострищ и примитивных костедробильных устройств, коими инквизиторы изводили ересь, с лёгкостью заткнули тех за пояс. Монахам приходилось изрядно попотеть, добиваясь признания в богопротивных умыслах. Карающему же мечу правосудия, направляемому нашими «тройками», и «царица доказательств» сделалась вовсе ненужной. Средневековые борцы с инакомыслием даже оставляли шансы отрекшимся на индульгенцию. А приказ наркома внутренних дел Ежова Н.И. № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов» шансов вышеозначенным гражданам не давал. Никаких. За полтора года операции, начавшейся в 1937 году, органами НКВД были арестованы свыше 1,5 миллионов человек, из которых почти 700 тысяч приговорены к расстрелу. Без пощады рассчитали на «первый — второй».

Репрессивный молох действовал денно и нощно. Летним июльским вечером 1937 года он добрался и до моего деда. Случилось это вполне буднично. Сухачёв Пётр Александрович сидел на крыльце, отдыхая после дневных забот. Пришёл посыльный и сказал, что его приглашают в сельсовет по какому — то делу. Дед сразу встал и отправился по вызову. В чём был. Ушёл и не вернулся.

Судьба? Так на роду написали? Попробуем разобраться.

Родился и вырос Пётр Александрович в средней, по тогдашним меркам, семье. У моего прадеда — Сухачёва Александра Ивановича было пятеро сыновей и две дочери. В те времена дети рано приобщались к нелёгкому крестьянскому труду. Лишним образованием народу головы не заморачивали. Дед — то, правда, считался приличным грамотеем на селе, сумев окончить четыре класса церковно—приходской школы.

Пришло время, он женился на бабушке — Хритинье Михайловне, урождённой Соктиной. Вскоре молодая семья пополнилась старшим братом моего отца — Сергеем. Тут деда призвали на действительную военную службу. В Томске рекрутская комиссия определила его в гвардию. Основания для службы в отборных частях все имелись — высокий рост, стройное телосложение, правильные черты лица и ничем не запятнанное прошлое. Но с вхождением в элиту армии пришлось погодить.

В Томске, без пяти минут гвардеец случайно встретил служивого земляка. Короткой встреча не получилась, в молодости вообще время летит не заметно. Но в рекрутском присутствии часовое опоздание ещё как заметили, и с гвардией пришлось распрощаться. Служить пришлось в Томске, где и застала его Германская война. Война это работа для солдат, вскоре дед в составе 42 Cибирского стрелкового полка оказался в Действующей армии.

Три года на Германском фронте — не фунт изюма. Грязь, пот, вши, кровь и слёзы. Но вражеские пули и осколки свистели мимо. А награды — нет, не миновали.

Три Георгиевских креста, один из которых золотой, говорят сами за себя. Да и не девальвированное последующими армейскими реформами звание подпрапорщик присваивали не за красивые глазки. Пускай формально не гвардия, однако всегда была и есть настоящая, без дураков солдатская элита нашей армии. Сухачёв Пётр Александрович из её числа.

Солдаты и офицеры 42 полка свято чтили узы товарищества. Про сам погибай, а товарища выручай! — сибирякам лишний раз повторять нет нужды. Обратимся к документам:

• Приказом по 1-му Туркестанскому армейскому корпусу от 21-го августа 1915 г. № 304 объявлены номера Георгиевских крестов 4-ой степени, которыми награждены нижние чины частей войск корпуса приказом по корпусу от 27 июня 1915 г. за № 266.
• В списке солдат 42-го Сибирского стрелкового полка указан старший унтер-офицер Пётр (отчество не указано) Сухачёв, который награждён Георгиевским крестом 4-й степени за № 231465, на основании п. 16 ст. 67 Статута: «Кто, вызвавшись охотником на опасное и полезное предприятие, совершит оное с полным успехом».
• Приказом по 1-му Туркестанскому армейскому корпусу от 30-го января 1916 г. нижние чины частей корпуса, «оказавшие выдающие подвиги мужества и храбрости в делах против неприятеля», награждены Георгиевскими крестами 3-й степени.

В списке солдат 42-го Сибирского стрелкового полка указан старший унтер-офицер Пётр Сухачёв, который на основании п. 4 ст. 67 Статута награждён Георгиевским крестом 3-й степени за № 71342: «Кто, при взятии занятого неприятелем укреплённого места, примером отличной храбрости ободрит своих товарищей и увлечёт их за собою».

• Приказом по войскам 4-ой армии (Западного фронта) от 16-го июля 1916 г. № 3040 фельдфебель 42-го Сибирского стрелкового полка Пётр Александров Сухачёв награждён Георгиевским крестом 2-ой степени за № 21981 за то, что «12 сентября 1915 г., в бою у местечка Любча, за убылью всех офицеров из роты, принял командование под таковой и удержал наступающего противника, чем дал возможность нашей батарее и обозам переправиться через реку Неман». П. 11. ст. 67 Георгиевского Статута.

Это уметь надо, что бы с такими солдатами и офицерами проиграть войну! Но невозможное — возможно! Орёл, даром что двуглавый, две подряд революции не выдержал. Развалилась на части, совсем чуть — чуть не дотянув до победы и, брошенная на произвол судьбы, армия. Пётр Александрович направился домой и умудрился не сгинуть по пути в родные пенаты. Не затянули его водовороты дикой неразберихи, царившие на просторах Отечества. Снова повезло.

А вот старший его брат — Илья приехал с немецкой пулей в животе, которая потом его и доконала Качественно германцы пули отливали. Третий брат — Николай вернулся живой и здоровый. Для пушкаря уже подвиг.

Григорий — четвёртый брат тоже оказался дома. Правда, легальным его положение назвать нельзя. Дело в том, что он дал тягу из рекрутской команды, направлявшейся в город Томск, пополнять колчаковскую армию.

Младший из братьев — Иван возраста пушечного мяса, годного для первой мировой бойни, не достиг, потому постоянно находился при родителях. Его огни и воды брезжили впереди. Рядовому Советской армии — Ивану Сухачёву в Великую Отечественную довелось с боями пропахать от Москвы до Берлина. В столице третьего рейха, буквально накануне Победы он и получил своё первое ранение. Боевые награды находили пехотинца уже дома.

Шутки с собой судьба позволяет проделывать, балуя шутников. Редко, правда. Не даром, ох недаром, Григорий Сухачёв откосил от мобилизации в Гражданскую войну. Великая Отечественная навсегда определила его в «без вести пропавшие». В многотысячную когорту наших «известных неизвестных солдат». Что ж, не самая плохая компания, а вечный огонь — не самое плохое надгробие. У нас ведь даже останки последней царской семьи могут быть элементами предвыборного шоу. Памятникам и усыпальницам вождей революции достаётся тоже отнюдь не слабо. Использовать же прах неизвестных солдат в «брачных играх» записных патриотов ещё никому в башку не пришло. Пока, по крайней мере.

В общем, как пальцы одной руки, одновременно похожими и разными оказались судьбы у пяти братьев. Наколбасила смена формаций в начале прошлого века.

Но продолжим рассказывать про деда. Вернувшемуся домой отставнику показалось, что жизнь окончательно налаживается. Возвращение в родные пенаты, после долгой разлуки встреча с женой и сыном, если это не счастье, то, что тогда? Ужасы передела мира в угоду, а, собственно, Петру Александровичу уже было по барабану, кому в угоду, остались позади. Отвоевался. По земле наскучала, натуру не заменишь, душа хлебороба. Мечтать не вредно. Большинство — то граждан страны увлекшись идеями переустройства, остановиться не смогло, либо не захотело. С энтузиазмом принявшись корёжить на разный лад старый режим в угоду светлому, правда, тоже на разный лад, будущему. Наши национальные забавы, типа стенка на стенку, большого ума не требуют, были бы кулаки поувесистее. А тут в стране оружия завались. И понеслось! Обозначили войну, как Гражданскую, и навсегда дискредитировали слово гражданин.

Водовороты не испрашивают разрешения, без церемоний тянут в пучину, и — баста. Народоворотам почитание церемоний, присуще вряд ли большее. Вот деду от развернувшихся в родном селе событий в стороне остаться и не удалось.

26 апреля 1919 года партизанский отряд Петра Гончарова разгромил новокусковскую волостную милицию. В селе стихийно организовался «Военный красный комитет». Орган народовластия, аналог нынешних советов депутатов, состоял из 12 человек. Практически сплошь бывшие фронтовики. Деда, учитывая церковно — приходское образование, обозначили секретарём.

Первым делом самодеятельный орган принялся за экспансию Советской власти, разослав по соседним деревням часть своих членов. Фидель и Че только лет через шестьдесят додумаются экспортировать соседям революцию. Выходит, окопные семинары Первой Мировой теориям классического политического образования легко могли дать фору. Знатно расширяли кругозор.

Правда, продвижение вольнодумства власти пресекли на корню. Нагрянул карательный отряд капитана Сурова В. А. Комитетчикам пришлось спешно ретироваться из села. Василий Бурдавицын, Яков Кусков и мой дед решили переждать тугие времена на лугах, неподалёку от Ново-Кусково. Где их и обнаружил милиционер из местных — Михаил Чернышёв. Стрельбу односельчане открывать не стали, вступили в мирные переговоры. Представитель колчаковских правоохранительных органов предложил землякам сдаться добровольно. Дабы семьи не пострадали. Семьи — аргумент железный. Нелегалы посовещались. Решили, — а будь, что будет! И отправились сдаваться.

На постое у моего прадеда — Сухачёва Александра Ивановича тогда находилось 28 колчаковцев. Взвод. Плюс домочадцы. Уютной казарму не назовёшь. В числе постояльцев оказался совсем молоденький офицер. И как увидел он висевшую на стене групповую армейскую фотографию, так сразу принялся выяснять:

— Откуда у вас эта фотография?

— Дак это моего мужа. — Ответила бабушка. — Вон он с тремя Георгиями.

— Ну, а это мой отец! — Поделился радостью постоялец. — Бывают же такие совпадения! Вот удача, так удача, чёрт возьми! А как бы с ним поговорить? Дома он?

— Да нет. — Затряслись поджилки Хритинии Михайловны. — Муж на рыбалке.

Шли дни, офицер, время от времени, продолжал справляться про рыбака. Хотелось ему увидеть сослуживца отца. А того всё нет и нет. Все истории имеют свойство когда — нибудь кончаться. Увы, кончилась и рыбацкая.

Капитан Суров много разговаривать не стал:

— Расстрелять!

С судьбой особо не поспоришь. Начертано быть расстрелянным, не утонешь точно. Но сроки предписанной небесами кончины вполне могут варьироваться. За мужиков вступился заведующий Ново—Кусковской больницей Николай Александрович Лампсаков. А так как, он исполнял ещё и обязанности начальника переселенческого пункта, то определённый вес не только в уезде, но и в губернии имел.

Да и офицер, чей отец служил и воевал вместе с дедом на Германском фронте, не смолчал. Благородство ведь не цветом убеждений достигается. Расстреливать защитников Отечества, тем паче Георгиевского кавалера, он полагал недопустимым. Есть кому нашей семье свечки в церкви ставить! Мой отец — то появился на свет 26 марта 1930 года. Одиннадцать, без малого, лет спустя.

Следовательно, заступничество удалось? Ещё бы! Суров сменил гнев на милость. Иногда и двадцать пять шомполов, учитывая альтернативу, звучат музыкой в ушах. Лимиты везения, знать ещё, выбраны не до конца.

Дед счастливым образом избежал расстрела в 1918 году, колчаковцы подарили, казалось, очередную отсрочку, вышло — последнюю. Как он ей распорядился? Просто жил. Работал на своём наделе. Освоил несколько, нужных на деревне профессий. Мог катать валенки, шить сапоги, другую простейшую кожаную обувь, ложить печи, плотничать. Своими руками построил себе довольно большой дом, который и теперь стоит. В общем, он любил работать, и потому жизнь складывалась неплохо. Но людям свойственно иногда совершать поступки, способные исковеркать судьбы, и не только их собственные. В двадцатых годах Пётр Александрович несколько лет прослужил в церкви псаломщиком. Развивать слух и ставить голос умели приходские учебные заведения. Но кому — то в молодой республике православная церковь сильно мешала.

Юристы, квартировавшие у деда, на полном серьёзе утверждали, что лучше бы он, мол, человека убил, чем в храме богу служил. Так далеко страна успела отделить служителей культа. И пройдёт много времени, прежде чем наши нигилисты спохватятся. Начнут изобретать, вернее, списывать у Иисуса Христа заповеди. Назовут их заповедями строителей коммунизма. Но пустые души, подобно незасеянным полям, быстро покрываются сорняками. Правда, поля — то можно просто перепахать. А вот по духовным пустырям плугом не пройдёшься! Не позавидуешь Русской Православной Церкви, пока вернувшей своё место только в государстве.

Ладно, оставим философствовать.

Когда началась коллективизация, дед в числе первых вступил в колхоз. Но вскоре не поладил с записными активистами, всю энергию которых, похоже, отнимала борьба с мировым империализмом на многочисленных собраниях. Все жилы вытягивала неравная классовая битва. Откуда ж, бедолагам, сил — то набраться для работы в полях? Вот и халтурили. А дед халтурить не умел, пустозвонства не любил. Так что с колхозом расстался.

Актив, правда, настаивал на обсуждении отступных. Моральный урон оценили в четверть водки. Скрупулёзно подсчитанная компенсация учитывала и службу в церкви, и Георгиевские кресты (царские же!), и непокладистый характер. После предполагаемого совместного употребления возмещённого вреда, можно было обсудить вопрос о включении деда, а почему нет, даже в актив. Грамотные люди везде нужны. Четверть водки деда, конечно же, не разорила бы. Но, ох, уж эти принципы!

Посланные по известному адресу деятели многозначительно предупредили: Ну, смотри, Петруха, как бы пожалеть, потом не пришлось!

Случай для реванша представился скоро. Родной племянник деда, сын его старшей сестры Григорий Буевич, поспособствовал. Мама отрока, Лукерья Александровна, вторично собралась замуж, а шестнадцатилетний Гришка оказался в этом деле помехой. Вот она и упросила, Христом — Богом, Петра Александровича взять юношу пожить к себе. Мол, иначе, личной жизни полные кранты. Дед просьбу уважил.

Минуло несколько лет. Подошло время, дед женил племянника, честь по чести. Племяшу процесс, похоже, понравился. Вскоре он «переженился», отправив первую жену с ребёнком на все четыре стороны. Матери аморальные подвиги сына очень не понравились. Она, в свою очередь, предложила блудливому пареньку позабыть порог родного дома. Без затей указала на те же четыре стороны. Мол, там пускай и женихается, с новой — то молодухой. Наказала и деду гнать Гришку со двора.

Выслушай женщину…, дальше можно не рассказывать. Пётр Александрович и поступил наоборот. Выделил Гришке из хозяйства полный пай. Стороны подписали соответствующие бумаги. Оно, конечно, топором — то, написанное не возьмёшь. А чего рубить, когда можно потерять или сжечь. Сообразил племяш, какие наступают времена! Какие перспективы в смысле карьеры. Теперь только б в партию пролезть.

Надо склепать пролетарское прошлое? Чтоб, окромя цепей, ни хрена? Плюнуть раз. Он же теперь не токмо сирота (при живой — то матери), но и батрак. А батрак кто? Пролетарий и есть. Угнетённый! Угнетённее не бывает. Смышленого племяша тут же, причём чрезвычайно, стала угнетать беспредельная наглость деда, посмевшего оставить своей семье из четырёх человек половину хозяйства и собственного дома. Типичный кулак. Мироед ярый, да классово — чуждый элемент.

— Ах, родственник говорите? Какой — такой родственник? Раз фамилии разные, общего ничего с энтими кровососами иметь не желаю! А желаю соответствовать историческому моменту!

Что ж, признаем, двоюродный племянник Петра Александровича Сухачёва прозрел в строгом соответствии историческому моменту. Радетель за права угнетённых строчит телегу по известному адресу. Дальше телега заскрипела по накатанной колее. Деда раскулачили, семью «мироеда» выкинули на улицу. Хозяйство и дом отошли мнимому батраку. Партия радушно и скоро распахнула объятия сознательному сельскому пролетарию. Не хилый гонорар за страничку текста! А некоторые «Войну и мир» сочиняли. Ну да, Чехов — то, Антон Палыч куда смотрел. Не сказал про сестру таланта — краткость Льву Николаевичу. А может, просто таланты бывают разные? Или сёстры у талантов?

Актив злополучную четверть отыграл с лихвой? Нет, погодите. Вновь выявленного эксплуататора права голоса лишили. Вот теперь, пожалуй, будет с лихвой. Хотя сломать Петра Александровича не получилось. Он написал жалобу в Москву, на имя М. И. Калинина. Жалобу удовлетворили, полностью восстановили в правах. Основанием послужило распоряжение ВЦИК от 10 марта 1935 года. Наверное, при этом, в столице не слабо удивились принципиальности товарищей на местах. Ведь, даже при сильном умопомутнении трудно представить обладателя дома, сарая и одной свиньи отъявленным мироедом. Данные взяты из «Справки об имущественном положении жителя с. Ново—Кусково Сухачёва Петра Александровича» от 22 июля 1937 года. Племянника батраком москвичи воспринять отказались наотрез. Дьяконом служил? А Иосифа Виссарионовича за семинарское прошлое велите расстрелять тоже!?

Пока неповоротливая отечественная бюрократическая машина восстанавливала справедливость, дед покинул село. Подался в Кемерово, но через год вернулся. Потом уже со всей семьёй перебрался в село Сергеево. Там похоронили старшего брата моего отца Сергея Петровича, который вернулся из трудармии с тяжёлой формой туберкулёза. И снова, летом 1937 года, понадеявшись на распоряжение ВЦИК, Сухачёвы двинули в Ново—Кусково. Не сладили с ностальгией.

Двоюродный брат деда — Иван Чернышов приютил лишенцев. Однако лимиты на везение уже выбраны дочиста. Господь отправился собирать очередной урожай доспевающих яблок.

Здесь, у чужого порога, в июне 1937 года, Сухачёва Пётра Александровича и достали ежовые рукавицы.

Многие, испытав на себе действие, уже упомянутого мной, репрессивного молоха, ломались. Стремясь сохранить жизнь, плели небылицы. Автору пресловутого приказа № 00447, одному из железных сталинских наркомов Ежову, чуть позже предоставили возможность на себе испытать силу убеждения бывших коллег. Так вот, бедолага признался даже в гомосексуализме. Весьма экзотичное в те, уже пуританские годы, увлечение! И это, помимо шпионажа, терроризма, участия в заговорах.

Дед до конца верил в законы и справедливость рабоче—крестьянской власти. Не забыл удавшееся битие челом всесоюзному старосте. Только пресловутые «тройки» к справедливости и закону уже отношения не имели. Причём, никакого. Потому, никаких, даже эфемерных шансов на объективность просто не существовало. Обжаловать? С Луны вы, батенька, не свалились?

Если кто не в курсе или подзабыл, напомню: в «тройки» входили секретарь обкома или райкома партии, начальник отдела НКВД, прокурор. Рассмотрение дел «контрреволюционеров» внесудебными органами (здесь можно упомянуть и «Особое совещание») проходило не только без свидетелей, но и без участия обвиняемых.

19 сентября было вынесено предсказуемое решение, а 25 сентября 1937 года деда расстреляли.

Вот как, оказывается, может выглядеть кончина от крупозного воспаления лёгких. Холодная зима? Скорее, всё — таки, зима выдалась лютой. Ведь, согласно записи в Асиновском ЗАГСе дед умер 5 января 1944 года — в самый разгар холодов. При полном отсутствии дома и имущества. Выходит не даром, ох не даром, суетились активисты. В смысле, не задарма….

Легко понять теперь, откуда взялся и контрреволюционер, враг, значит, идейный. Ведь у мироедов, чего — то, вроде должны экспроприировать, направляя затем конфискованное добро в доход государства. А дом и имущество эксплуататора активисты распределили давно и между собой. Всё чин—чинарём. Главное, утруждать и без того натруженные организмы составлением бумаг отпала необходимость. Сразу.

Становится ясно и ежу, откуда же такая путаница с приговорами, датами и причинами смерти. Борцы за идею заметали следы. И замели. Ведь согласно справке Государственного архива Томской области № 451 от 14. 05. 1991 года: «… сведения о конфискации имущества у Сухачёва Петра Александровича не выявлены». Даже изъятое при последнем обыске охотничьё ружьё с 350—ю зарядами испарилось по дороге в Томскую тюрьму.

— С целью скрыть следы своего преступного прошлого…, уж не думаете ли вы, что работники Ново-Кусковского сельсовета это про себя написали? Не думаете? Правильно, не про себя. Сии перлы венчали последнюю справку — характеристику деда. Чинушам Фрейду бы показаться. По поводу следов. Тут уж действительно устаёшь удивляться. Ладно, удивимся ещё разок. Справка об имущественном положении и справка — характеристика скреплены одной и той же, почему — то, перевёрнутой вверх ногами печатью. Даты не имеют. Разные же подписи, без расшифровок, наводят на мысль, что на каждую бумагу имелся в этом сельсовете и каждый председатель. И, ищи потом председателей… в поле! Снова всё чин—чинарём.

Что дальше? Дальше за дело взялись профи из НКВД. Дед спокойно подписывает анкету и протокол допроса. А отчего же не подписать? Ведь, на вопрос анкеты: Участие в бандах, к-р. организациях и восстаниях — записывается верный ответ: Не участвовал. Рискую показаться многословным, но всё же приведу ниже выдержку и из протокола допроса.

Вопрос: Какую вы контрреволюционную деятельность проводили с указанными вами кулаками?

Ответ: С указанными мною кулаками я никакой контрреволюционной деятельности не вёл.

Пётр Александрович посчитал, что гражданин следователь действительно хочет разобраться с его делом, а его долг ему помочь. Зря посчитал. Это сейчас протоколы допросов венчает фраза: С моих слов записано верно, мною прочитано. А в те времена: Протокол мне прочитан. Чувствуете разницу? Деду просто сразу не прочитали, что, он, оказывается, организовал убийство члена сельсовета Петрова В. Н. в конце 1932 года. Допускаю, что данный гражданин был вполне достойным членом общества, только погиб — то он в пьяной драке. А дед, в то время жил в городе Кемерово. Триста вёрст в один конец. Ещё Петру Александровичу, перебравшемуся в 1937 году на жительство в село Сергеево, оказывается, мечталось сжечь колхозный сарай в селе Старо—Кусково. Самому Вольфу Мессингу, не грех бы поучиться у сержантов госбезопасности умению проницать мысли на расстоянии, причём на изрядном расстоянии. Искомый сарай полыхнул в мае 1937 года, а дед вернулся в Ново—Кусково только в июне того же, 1937 года.

Затем, уже в обвинительном заключении слово хотел меняется на сжёг, добавляется для большего антуража фашистская Япония и можно вытирать пот с взопревшего сержантского лба.

Наверное, можно задать вопрос: стал бы Пётр Александрович Сухачёв активно способствовать установлению Советской власти, знай он, что именно от её же имени его расстреляют 25 сентября 1937 года? Задать вопрос, наверное, можно. Только зачем? Ответ, ведь, более чем очевиден.

Ну, и где здесь справедливость? Или она, эта самая справедливость в том, что капитан госбезопасности Овчинников Иван Васильевич получил Орден Ленина «за образцовое выполнение важнейших заданий правительства». Овчинников в то время — начальник Томского ГО НКВД. Именно он утвердил своей резолюцией обвинительное заключение Сухачёву П. А., как, собственно и тысячам других. Получается, кривда торжествует, а правда вместе с нормальными людьми в земле гниёт? И, аз воздам — на этом свете явить нельзя, выходит?

Иногда можно, выходит. Воздалось. Ежова расстреляли 4 февраля 1940 года. Нарком признался в терроризме, подготовке заговора и шпионаже. Не готовы обсуждать шпионскую и заговорщицкую деятельность Ежова, но за полтора года действия приказа № 00447 органы арестовали свыше 1,5 миллиона человек, почти 700 тысяч из них приговорили к расстрелу. Масштабы, нынешним бен ладенам и не снившиеся!

Овчинников подвергнут к ВМН (высшей мере наказания) 19 мая 1941 года. Реабилитирован не был. Это Лаврентий Павлович, как умел, взялся в наркомате бороться с приписками и очковтирательством. А Иосиф Виссарионович восстановил справедливость. Тоже по — своему и тоже, как умел: …нужно расстрелять.

Перед расстрелом у бывшего начальника Томского ГО НКВД И.В. Овчинникова было время подумать. Он подумал и написал следователям: Да, безумная обстановка 1937 года, безумное проклятое время, тот психоз, которым были охвачены все мы, лишили разума и обрекли с неизбежностью рока на действия, которые возведены сейчас в преступление…. Я был поражён установками на размеры операции, на упрощённый порядок следствия…, переживал тогда жуткие минуты страшной внутренней борьбы, примерял свою совесть и рассудок, не согласные с этой операцией, с необходимостью выполнения долга службы, диктуемого сверху, со ссылкой на Москву, но бороться с этой линией УНКВД не смел, так как думал, что раз Москва требует, значит так надо, значит, я оперативно и политически отстал, не вижу того, что видно с московской колокольни, на которой сидел Ежов. А ведь Ежов не только нарком НКВД, это для меня был прежде всего секретарь ЦК и председатель комиссии партконтроля. Это, как говорится, не фунт изюму. Все ссылки на него (со стороны УНКВД) я понимал прежде всего как ссылки на указания ЦК ВКПб.

Позвольте. Это кому Иван Васильевич хотел лапшу по ушам развесить? Бывшим коллегам? Перед которыми кичился количеством арестов и жертв? Или будущим поколениям попробовал на нос розовые очёчки нахлобучить? Тогда жалко, жалко, что пока Сталина виноватить нельзя. Ничего и Ежов, авось, сгодится! Точно уже не узнаем — на что надеялся? Точно знаем одно — Ежов в громоотводы не сгодился.

Осталось добавить, что и ВрИД начальника Асиновского РО НКВД сержант Госбезопасности Салов А.С., автор обвинительного заключения Сухачёву П. А. общей участи не избежал тоже. Ему репрессии аукнулись в 1940 году. Пупышеву М.Я., сочинителю протокола допроса от 10 сентября 1937 года обвиняемого Сухачёва П.А., так виртуозно превратившему ответы: не участвовал, не состоял, не подвергался в антонимы: участвовал, состоял, привлекался тоже пришлось испытать действие репрессивной машины на собственной шкуре. В качестве обвиняемого. И его ответы, тут уж не приходится сомневаться, частенько следователями толковались, как бы это помягче сказать, несколько вольно, что ли.

Нашему правосудию понадобилось двадцать лет, чтобы разгрести горы лжи. Приведём выдержку из определения № 581 от 5 июня 1957 года Военного трибунала СибВО:

…В протоколе допроса Горковенко Н.С. зафиксировано, что он был вовлечён в антисоветскую группу Лампсаковым и по его заданию завербовал в названную группу Сухачёва, Горковенко Р.С. и Иванова. Проверкой установлено, что Лампсаков в антисоветской группе не состоял и был подвергнут наказанию необоснованно, в связи с чем дело по обвинению Лампсакова прекращено за отсутствием состава преступления, поэтому показания Горковенко Н. С. не соответствуют действительности, а в показаниях свидетелей Еньшина, Нартова и Богомолова не содержится конкретных фактов антисоветской деятельности Сухачёва.

Проверкой, проведённой Управлением КГБ по Томской области, установлено, что к моменту ареста Сухачёва в распоряжении органов НКВД не было данных об его антисоветской деятельности….

Вот такое дело, дело, сшитое в прямом и переносном смыслах белыми нитками. Ну да ладно. Бог им судья. Гораздо важнее то, что, как уже говорилось, через двадцать лет после смерти, 4 июня 1957 года Военный трибунал Сибирского военного округа Сухачёва Петра Александровича полностью реабилитировал. Вернул доброе имя. Поздно? Да, поздно. Ну, что ж, во все времена, и наше не исключение, чести и достоинству изрядно достаётся в драках с человеческими пороками….

В каждой борьбе за власть присутствуют, по крайней мере, две правды, две идеи. И шут бы с ними, с правдами ль, с идеями ль, разбивай они собственные лбы друг об дружку! Ан нет, плохие ль, хорошие ль, но гибнут в борьбе за идею, вернее цель, которая потом оправдает все средства, люди. Победители дружно провозглашают наступление эры справедливости.

На следующем витке исторической спирали следующие победители так же дружно голосят о наступлении следующей эры справедливости. И мы снова весь мир разрушаем до основания, а потом!? А потом снова — вверх по лестнице, ведущей вниз! Может в этом и есть нашего народа предназначенье — плутать, постоянно упираясь в тупики? Да иногда проваливаться в пропасти? Или тупики и пропасти существуют исключительно в воображении наших вождей?

Ведь по тупиковому, в теперешнем нашем понимании, пути к социализму успешно развивается Китай. США и Япония так же успешно продолжают развивать капитализм, который мы предали анафеме в начале прошлого века. Нам строить скучно, да и не умеем. Нам перестраивать, вернее, рушить старый мир, куда как сподручнее. Потом привычно ткнём пальцем в мировую закулису и станет ясно кто виноват. А что делать? Государственные мужи мудро посоветуют выкручиваться самим. Не дети, мол.

И, конечно, призовут покаяться. Да чего — нибудь снести, или переименовать, на худой конец.

Вот и отрицаем отрицание. Живём вопреки.

История постоянно нас учит тому, что она нас постоянно ничему не учит. Потому, морщить лоб и изрекать глубокомысленные истины погодим. Просто подумаем вот о чём: Ведь главные мужские задачи на этой земле дед успел выполнить. Построил дом, посадил деревьев немеряно, вырастил сына. А иметь в роду Георгиевского кавалера и косить от воинской службы, согласитесь, не солидно как — то.

Сухачёв Павел Петрович — мой отец демобилизовался из ВС страны в звании старшего лейтенанта. Из Красноярска. Почётный гражданин города Асина, Томской области.

Я, как и отец отправился в запас в звании «старший лейтенант». В 1980 году. Из Кабула.

Отслужил и правнук Сухачёва Петра Александровича, младший сержант Владимир Сухачёв. Мой сын пополнил географию вооружённого присутствия нашей семьи Кемеровской и Новосибирской областями.

Жизнь продолжается.

Сухачёв Александр Павлович, писатель.